Издательство «Время» выпустило роман Главного редактора журнала «ЗНАНИЕ-СИЛА» Игоря Харичева «Кремлевские призраки».
В центре романа – Кремль с его настоящим и прошлым, которое никуда не ушло, с призраками, населяющими кремлевские здания, страхом, которым издавна пропитаны старые стены и который остается в кабинетах до сих пор. Действие романа происходит накануне и во время драматичных событий осени 1993 года, едва не закончившихся настоящей гражданской войной, а также в сороковых, пятидесятых, восьмидесятых годах ХХ века.
Один из главных героев романа – делопроизводитель Дмитрий Сергеевич, который работает в Кремле. Так получилось, что в детстве Дмитрий познакомился с людьми, трудившимися в Кремле при Сталине, от них узнал немало о той жизни, которая проистекала за кремлевскими стенами. А теперь он сам по многу часов проводит здесь, в «самом сердце» России. И с особым любопытством наблюдает за происходящими событиями и за обитателями Кремля.
Есть еще один Делопроизводитель, находящийся в Кремле, тоже наблюдающий за происходящим. И уже много веков…
Другие герои романа – высшие и прочие начальники, рядовые чиновники, работающие в Кремле в начале девяностых и работавшие ранее, их друзья, родственники, а также авантюристы, бывшие чекисты, и, разумеется, призраки – Ленина, Сталина, других правителей СССР, Инессы Арманд, Надежды Алиллуевой. В романе соседствуют подлость и благородство, добро и зло, сталкивающиеся на фоне драматических моментов нашей недавней истории.
Предисловие
Мариэтта Чудакова
1.
Лучше Ахматовой не скажешь:
«В Кремле не можно жить», – Преображенец прав,
Там зверства древнего еще кишат микробы:
Бориса дикий страх, всех Иоаннов злобы…»
(И кто сегодня прочтет, не вздрогнув, следующую строку?)
«И самозванца спесь – взамен народных прав».
(Есть более поздняя редакция, но я предпочитаю эту).
Кремль всегда отождествлялся с Москвой. До середины XIV века уже были построены стены и башни из дуба. Не раз Кремль был белокаменным (в летописях – «Москва белокаменная»). Русских умельцев сменяли итальянские мастера. Но всегда оставался Кремль средоточием непостижимой, но несомненно наличествующей энергетики России. И потому несомненно удачно выбран предметом изображения в романе Игоря Харичева – к тому же автор немало лет провел в коридорах Кремля, способствуя реформаторской работе президента Ельцина… Наверняка и сам встречался с кремлевскими призраками (может ли кто сомневаться в том, что они там обитают?.. Что сознание наше опережает и определяет наше бытие, что бы там не утверждал бородатый Маркс, иначе в любой многодетной семье дети были бы копиями друг друга?) – только нипочем нам в этом не признается.
Историки Москвы пишут, что шведская война, идущая с начала XVIII столетия, совсем выселила Петра не только из кремлевского дворца (где по традиции совершались все торжественные приемы), но и из Москвы – торжественные въезды царя в Москву направлялись уже не в Спасские ворота, а в новую резиденцию царя – в село Преображенское, любимое им с детства.
2.
Я-то помню то время, когда Кремль был завороженным местом. Весна моего 5-го класса… Отличниц (разумеется, только отличниц!) четырех параллельных классов ведут в Кремль репетировать приветствие 11-му съезду ВЛКСМ. Стражники в Боровицких воротах сурово пересчитывали нас, сверяли списки… Учителя так запугали нас, что мы еле ноги передвигали, идя по Кремлю. Боялись кашлянуть, даже вздохнуть… Репетировали в Большом Кремлевском дворце, в проходе между рядами… Потом в один из апрельских дней повели нас туда уже на само действо. Все было наэлектризовано ожиданием – придет ли на заседание Сталин?! Стояли в проходе в затылок друг другу – меня поставили первой, как самую маленькую, и вся сцена, на которой мог появиться вождь, была передо мной. А у меня бешено болел зуб! Так и восклицала приветствие – под эту боль… Сталин не появился. Провели нас полуоцепенелых обратно по Кремлю, через те же Боровицкие ворота… (Помню – было немного обидно, что не через прославленные Спасские).
Вторая моя встреча с Кремлем была в совсем другой Москве – через год с лишним после смерти Сталина. В Георгиевском зале был бал московских медалистов! Совсем-совсем другая атмосфера, чем всего пять с небольшим лет назад…
В середине 60-х, когда я уже работала напротив Кремля, в Библиотеке имени Ленина (нынешняя РГБ), мы с Натальей Зейфман, моей коллегой и подругой, отправились после работы прогуляться в Кремль. Минут через двадцать раздался истошный крик милиционера. Быстрыми шагами он перешел к нам с другого тротуара через проезжую часть и стал громко кричать, что Кремль закрывается, мы должны срочно его покинуть!
Я сказала:
— Почему вы на нас кричите? Мы в своей стране!!
Описывать, какое выражение приобрело его лицо, я не берусь. Ясно было одно – до этих моих слов он был твердо уверен, что это он в своей стране, но не мы…
Но мне тяжело было гулять по Кремлю. Напротив громоздился серый Дом для членов правительства, военачальников, и я не могла избавиться от мыслей о том, как Сталин гулял вдоль стен Кремля и посматривал на окна Дома, уже зная, кого оттуда этой ночью по его решению поволокут на пытки… Я жаловалась Александру Чудакову, что уже не могу отлепить Кремль от Сталина. Он возражал:
— Ты не права. Кремль был до Сталина и будет сотни лет после него.
3.
Очень важны рассуждения И. Харичева о страхе, который давным-давно стал частью жизни России – и не уходит из нее, вот что удивительно! Да, не перестаешь удивляться – чего же именно боятся российские люди, которые уже на пенсии, уволить их неоткуда, а вот поди ж ты! Боятся, и все тут. И средоточие этого страха, наивысшая его концентрация – испокон веку в Кремле. И впрямь там «не можно жить». Не могу удержаться – не процитировать:
«Он еще жив, этот страх, еще втекает в души и сердца.
Я различал оттенки страха: страх потерять власть, страх перед заговором, выстрелом в спину, страх ареста, страх потери всего, страх перед пытками, страх за близких, страх смерти. На него наслаивался страх того, что предадут, обойдут, оттеснят, страх, что будут преследовать, посадят, размажут по стенке. А за всем этим – первобытный страх перед неизвестностью, перед будущим, перед всем и вся».
И еще:
«Я знаю, откуда этот страх: мы все боимся Хозяина. Одного его слова достаточно, чтобы прервать наше привычное существование, лишить свободы, а может и жизни, обречь на пытки, страдания».
И наконец – Харичев сравнивает страх Петра, трижды отрекшегося от Христа, и страх сталинской прислуги в Кремле – и видит огромную разницу… «Петр стыдится своего страха, стыдится с невероятной силой». А новые, «советские» люди – не стыдятся. Для них это – обычное состояние. Они привыкли жить со страхом. И заключает: «Это страх раба».
Хорошо описано совещание у Ленина в Кремле давно покинувших этот мир людей – Молотова, Булганина, Хрущева… Что скрывать – все мы глубоко в подсознании таим желание, чтобы эти куклы, эти манекены наконец бы заговорили!..
И Кремль – спору нет – самое место для их призраков! Не могу даже считать автора фантастом – так и тянет написать где-нибудь в уголке: «С подлинным верно…»
4.
Весьма важная часть книги – описание двух мятежей – 1991-го и 1993-го. Оба они – важнейшие события истории России конца ХХ–го века. И относительно обоих до сих пор ломаются копья – хотя спорить-то не о чем, есть давние установления: вооруженный мятеж в центре столицы ЛЮБАЯ власть обязана подавить…
Волею судеб (а, возможно, по свойствам характера) я оба мятежа наблюдала в упор.
…Когда в конце митинга у Белого дома 19 августа 1991 года я услышала слова: «Просим остаться офицеров запаса и участников военных действий в Афганистане – надо обсудить вопрос об обороне Белого дома!» – я, двигаясь в сторону своего дома, решила ночью (как предполагала сначала) к Белому дому не идти. Хорошо помню фразу, возникшую в голове: Что я буду болтаться под ногами у «афганцев»!
Но когда «Эхо Москвы» (я работала уже над какой-то статьей, а приемник стоял на столе) сообщило, что с 23 часов объявлен комендантский час – я мгновенно начала одеваться – прежде чем сообразила, что к чему. И только когда оделась (был совершенно непривычный для московского августа холод) – сообразила, что действую правильно: ведь если всех переловят в 23 часа на выходе из метро – некому будет защищать Белый дом…
Мы окружили Белый дом кольцом, плотно держась под руки – шеренгами… Я была в 9-й шеренге, за мной было еще 6… В последующие дни выяснилось, что там находилось немало знакомых (всего нас было 130 тысяч – и мы не дали повернуть историю России вспять: вот вам еще одно доказательство того, что историю двигает активное меньшинство, а не пассивное большинство), но вокруг меня были одни незнакомые… Но чувство близости друг к другу было неимоверное – вот когда я поняла, что такое – соотечественники. Сочувствую всем, кто этого чувства никогда не испытал…
5.
Но в книге Харичева описан не этот мятеж, а – 1993 года. Его я наблюдала также воочию. Хотя в ночь на 21 августа 1991 года, пройдя сквозь оцепление, я оказалась у Белого дома и ясно почувствовала, что возможная гибель – реальна: шальная пуля или затопчут (по малому росту) во время штурма, — здесь, в 1993 году, она, пожалуй, выросла в цене…
Не забуду, как мы сидели с нашим с Чудаковым другом и соавтором Женей Тоддесом перед телевизором, и он, заядлый футбольный болельщик, надеялся смотреть после перерыва продолжение матча… Вдруг на телеэкране появился телеведущий с перекошенным лицом и объявил:
— Мы прекращаем вещание – нас штурмуют!
То, что называется – не поверили ушам… Вскоре пришло сообщение: подразделение милиции перешло на сторону Белого дома… Никогда не забуду, как Женя Тоддес встал, направился к входной двери и запер ее на засов… Я не выдержала:
— Женя! Ведь вы же не робкого десятка!..
— Я не для себя, — сказал он. – Я – для вас. Не исключаю, что пойдут по квартирам демократов…
Вскоре я узнала телефон «резервной телестудии» (которая оказалась замаскированной студией Российского телевидения) и бодро-веселым голосом спросила Анатолия Лысенко:
— Что, вас уже штурмуют?
— Нет, — ответил он незабываемым замогильным голосом, — но это вопрос ближайших часов.
— Хотите, чтоб я приехала к вам выступать?
Он хотел.
Я двинулась в путь. Сначала решила посмотреть, что делается у мэрии (Моссовета), куда Егор Гайдар позвал людей (и сам отправился с сыном и старшим братом), чтобы было что сказать людям о положении в Москве… Идея моя была в том, что в стране – сотни тысяч учителей литературы. Все они меня знают – и мне поверят. Вот ради них я и шла.
…Вышла со станции «Пушкинская» на Тверскую – и была поражена.
Вся проезжая часть была запружена людьми. Плотной толпой шли люди к Моссовету – семьями, с сыновьями-подростками, весело, с улыбками, с шутками…
Я пошла с ними. А когда пошла от Моссовета обратно к метро – шла ОДНА поперек течения… Чувствовала себя дезертиром… Хотелось крикнуть: Я на телевидение иду!..
Из метро «Савеловская» вышла в полпервого. Пошла самой короткой, каждому москвичу известной дорогой – между зданием редакции «Огонька» и типографиями «Правды». Подошла к турникету – ни души! А турникеты ставятся, как известно, для того, чтоб кто-то их охранял…
Прошла через турникет, пошла по дворам типографии… Сияла луна. Вокруг не было ни души… Я шла и думала: «А не рехнулась ли я? Умом – ясно понимаю, что подвергаюсь смертельной опасности – выйдет кто-нибудь из-за дома и пристукнет меня запросто… А в чувствах – ни малейшего страха…»
Через 15 минут дошла до 5-й улицы Ямского поля – и увидела забытое зрелище моего детства, когда вплоть до весны 1945 года действовало ЗАТЕМНЕНИЕ всех окон: шестиэтажное здание телекомпании было ЗАТЕМНЕНО: ЕДВА СВЕТИЛИСЬ ТОЛЬКО ДВА ОКНА… Потом оказалось, что одно – кабинет Лысенко, второе – там, откуда вели передачи…
Подошла к воротам во двор. Ворота закрыты, за ними – человек десять перепуганных 20-летних милиционеров в касках (потом они говорили, что знали – если начнется штурм, они продержатся против боевиков не больше десяти минут…) Долго изучали мой паспорт. Потом вышел майор, взял меня за руку – и повел по темным коридорам и лестницам. Пришли в кабинет Лысенко – горела только настольная лампа…
— Вот сейчас кончит говорить Черномырдин – и вас запустим… Готовы говорить в прямом эфире?
— Конечно!
В студии мною занялся корреспондент Березин. Начался прямой эфир. Я сказала – прежде всего коллегам –словесникам, а затем и всем остальным, что пусть не сомневаются – москвичи не сдадут Москву ни пьяному Макашову (только что призывавшему с телеэкрана – Бейте жидов!), ни генералу Руцкому, только что кричавшему: Летчики! Подымайте машины, бомбите Кремль!..
Кончила я так (дословно):
— Генерал Руцкой, вы опозорили себя – вы, русский офицер, послали одних русских людей убивать других!
Передача закончилась, и корреспондент Березин, взволнованный, сказал мне:
— Ну, вы храбрая женщина…
(Ведь неизвестно было, кто на утро в России будет президентом – Руцкой уже поспешил принести присягу).
— Может быть, просто глупая?.. – ответила я. И мы посмеялись.
6.
Полтретьего ночи Российская телекомпания отправила меня на такси домой. Я ехала через всю Москву – от улицы Правды до метро «Беляево», с северо-востока на юго-запад… И видела то, что мало кто видел в ту решающую ночь, — на улицах Москвы не было НИ ОДНОГО милиционера… Москву сдавали пьяному Макашову…
Милиция отказала президенту в содействии. Армия – колебалась… (Это хорошо описано у Харичева в книге). Рассказывали свидетели: литераторы, отдыхавшие и работавшие в Доме творчества в Переделкино, весь вечер, сидя в ужасе перед телеэкраном, поносили последними словами Ельцина – почему он медлит, не принимает решительных мер?
Но едва наутро он перешел к решительным и безусловно необходимым мерам, они стали поносить его последними словами – зачем стреляет по Белому дому?..
Заметьте – не все знают, что стреляли болванками. 5 октября министр обороны России Павел Грачев (в армии была у него кличка Паша-Мерседес), окруженный слушателями, по-офицерски перекатываясь с носка на пятку и обратно, сказал:
— 3 октября в России начиналась гражданская война. 4 октября армия ее остановила.
Единственный раз я с министром обороны полностью согласна.
7.
…И всё одни только людские амбиции! Ну не могли простить Ельцину Хасбулатов и Руцкой, что предпочел он им на важном посту умнейшего и многознающего Егора Гайдара (ну кто ж поверит, что другой – умнее его?!..) … Но – мимо, мимо, — как пишет бессмертный Гоголь. До сих пор поносят меня в интернете, уверяя, что у меня «руки по локоть в крови» (да почему уж тогда и не по плечи?..), сторонники мятежных депутатов, требуя отказаться от моей подписи после обстрела Белого дома (многим до сих пор приятнее называть обстрел – расстрелом: щекочет нервы) под письмом в поддержку президента. Но я всегда отвечаю, что и сегодня подписала бы не задумываясь…
Высоко ценю роман Игоря Харичева. Он сильно приблизился к правде времени – страшного нашего ХХ-го века. Правде, которую нам еще добывать и добывать, оглашать и оглашать…
