В прошлом году знаменитой Преображенке – московскому Преображенскому рынку – исполнилось 80 лет.
Когда-то Москва славилась своими колхозными рынками, хотя идея рынков и базаров была не нова уже в дореволюционное время. При Алексее Михайловиче появились: Старый (по 6-12 рублей в год за лавку); Новый (с 1662 года) – по 18-25 рублей за лавку; Персидский; Шведский (Готский) над Неглинкой, где верховодили новгородцы; Литовский (на Сретенке); Армянский (по соседству с Литовским); Английский (самый богатый) на Варварке; Греческий (там же); Посольский.
Кроме того, имелись специализированные ряды, сохранившиеся до наших дней хотя бы в названиях:
Красные (ныне ГУМ); Ветошный (сразу за ним, в Ветошном переулке, не рухлядью, то есть мехами, а ветошью, старьем, торговали в тылах Красного ряда, – как это по-нашему, по-московски!); Лоскутный (у Вшивого рынка); Охотский (так и хочется сказать «имени Карла Маркса»); Пряничный; Птичий (он теперь хоть и Калитниковский, а все же – Птичий, Птичка, все с теми же цинковыми корытами, полными дафний и циклопов, с потомственными карманниками и любителями певчих птиц; сейчас Птичку вообще задвинули в ЗаМКАдье); Харчевенный; Крашенный; Суконный; Свечной; Коробейный; Соляной; Медовый; Восчаной; Домерный (то есть музыкальных инструментов – домбр и бубнов); Сурожский (торговля с Крымом, преимущественно винная); Житный; Мучной и другие, а также сугубо ремесленнические: Медный; Скорняжный; Серебряный; Котельный; и тому подобное.
У самых стен Кремля шла бойкая мелочная и разносная торговля, она же процветала у церквей и на рынках (Алексей Михайлович эту торговлю вне рынков тщательно преследовал).
В самом Кремле существовал на Ивановской площади невольничий рынок – купчие крепости для своих и иностранцев совершали площадные подъячие.
Наконец, за городом существовал конский рынок, куда ногайцы пригоняли до 36 тысяч коней в год.
Самыми знаменитыми на Москве были Охотный ряд (мясная торговля), Хитров рынок (на Солянке), Сухаревская толкучка и Сенной рынок (на Смоленской площади).
Рынки были либо территориальными, обслуживающими тот или иной фрагмент города, либо специализированными – на весь город.
Все это большевики тщательно уничтожили и вернулись к идее городских рынков по необходимости – госторговля была нерасторопна, неуклюжа и преследовала сугубо одностороннюю выгоду, а, правильней сказать, пренебрегала всякой коммерческой выгодой и целесообразностью. В сталинско-хрущевские времена 3–5-тимиллионная Москва имела более 40 колхозных рынков, от огромного Дорогомиловского до миниатюрного Пятницкого.
Я еще застал такие колхозные (а не нынешние, крытые, занимающиеся в основном мануфактурой, промтоварами и колониальными товарами) рынки, как Немецкий, Минаевский, Дорогомиловский, Арбатский, Коптевский, Инвалидский, Ярославский и множество других. Некоторые из них были заменены крытыми рынками: Черемушкинский, Бауманский, Лефортовский, Ленинградский, Измайловский, Перовский, Велозаводский и так далее, большинство же просто исчезло.
Рынки и бани перестали быть московскими и русскими, превратились в мелкооптовки и сауны, что горестно и противно.
Два рынка были особо любимы москвичами: Тишинка и Преображенка. Оба были ориентированы на беднейшие слои москвичей. Особо низкие цены держались на Тишинке – кажется, именно по этой причине перестроечные власти, ненавидящие бедность и бедных (потому что честные), и уничтожили милую и тесную Тишинку. Теперь точат когти на Преображенку, чуть не каждый год грозясь снести ее, перенести куда-то, построить крытый рынок и тому подобные зверства.
Преображенский рынок возник в 1932 году (по иным источникам – в 1934) на месте староверческого монастыря и богадельни. Этот год и открытия колхозных рынков в Москве и других городах были капитуляцией, очевидным признанием краха коллективизации как экономической реформы: осталась только лютая классовая ненависть к крестьянству, любящему и умеющему работать, создавать продукты и превращать их в товары.
Высокие, кирпичной кладки, буквально крепостные стены богадельни с угловыми башнями-церквями и по сей день окружают Преображенку.
Для нас, жителей Измайлова, где был небольшой и задрипанный рынок, занимавший здание бывшей тюрьмы для немецких военнопленных и прилегающую к нему территорию примерно с гектар, Преображенка была огромным воскресным базаром (три гектара!) с ценами, умопомрачительно низкими, разнообразием за пределами воображения…
Рынок этот был и есть не только из числа самых дешевых, но и, как и Тишинка, был последним оплотом московских толкучек и барахолок. Здесь была чуть ли не государственная скупка подержанных вещей. Приносили их узлами и чемоданами, очередь в скупку была тяжеленнейшая, и две бойкие до наглости приемщицы давали оскорбительно низкие цены и тут же, не стесняясь давящейся толпы, сортировали скупаемое: это – в магазин подержанных вещей, где эти вещи продавались уже втридорога, это – местным барыгам, это, вполне приличное и импортное, – в комиссионки, это, лучшее, – себе. Нечто подобное происходило и в двух московских ломбардах, на Пушкинской у Столешникова, и на Арбате, но там, в основном, шли драгоценности, часы и меха. Вся дешевка шла на Преображенку и Тишинку.
Перед Преображенской скупкой шел торг с рук по ценам, более приемлемым: что не расхватывалось здесь, доносилось до прилавка оценщиц, дававших, как правило, 3–5, редко 10 рублей за каждую вещь.
Кто сдавал?
Московские модницы, таким образом обновлявшие свои гардеробы.
Овдовевшие женщины (мужики в нашей стране уже более века вымирают гораздо интенсивней слабого полу).
Разведенки с остатками мужниной одежды и прочего его приклада.
Пьянчужки, не чурающиеся и ворованного.
Профессиональные домушники, точнее, перекупщики у домушников, их чмары и марухи.
Попавшие в отчаянное финансовое положение.
Взбалмошные московские дуры, замужние, незамужние и в девках – этих, наверно, было больше всех. Они же были и основными покупательницами.
Милиция периодически разгоняла эту толпу – два-три раза в год, но не в каждый год, по какому-то странному наитию неведомого начальства. Эта барахолка, сильно поскромневшая, жива до сих пор. Ее отжали из рынка, и она тянется от метро на Большой Черкизовской до самого главного входа на рынок. Ассортимент – типичный для любого блошиного рынка мира: поношенные одежда, обувь, головные уборы, белье, нательное и постельное, детские игрушки, старые часы и медали, бытовая техника б/у, инструменты, детали каких-то давно уже несуществующих машин и приборов, кухонная и столовая посуда, потрепанные книжки, домашние цветы, замки-ключи-дверные ручки, вязанные вещи, котята, щенки, столовое серебро из меди, алюминия и пластика, поделки и самоделки.
Милиция/полиция по произвольному расписанию разгоняет этих старичков и старушек, даже, кажется, пытается их штрафовать, но барахолка живуча и терпелива к притеснениям, как, впрочем, и весь наш великий и могучий русский народ.
Исторически сложилась география рынка.
Начнем с центрального входа, крупными мазками:
– справа – хозтовары и промышленные товары, в глубине которых – кафе (пиво-водка-шашлыки и прочие кавказские еды и закуски) и туалет, работающий почему-то круглосуточно. Над водопроводными кранами надпись: «НАЖМИ И БУДЕТ ТЕБЕ ВОДА, ОТКЛЮЧАЕТСЯ КРАН АВТОМАТИЧЕСКИ»).
– слева – цветочный угол (живые и искусственные цветы).
Далее начинаются овощные и фруктовые ряды, занимающие в целом больше половины территории рынка. Начинается левый, овощной ряд торговками грибами (лето-осень). Не будем лукавить – чуть ли не 100% продавцов здесь – не колхозники, не фермеры и вообще не производители. Это – постоянные продавцы, представляющие, помимо своих, интересы производителей разных регионов (а иногда и стран).
В тылах этих рядов – администрация, весовая и мясо-молочный павильон, где также торгуют медом, кондитеркой и свежей рыбой. Где еще на Москве можно купить живых миног или ладожскую корюшку? В мясном ряду всем верховодят рубщики мяса: они и за порядком следят, и за чистотой, они же и диктуют цены. Здесь есть свои хитрости и тонкости. Например, любителей петушиных гребешков на Москве осталось совсем немного: новые технологии откорма кур привели к тому, что петушки не успевают отращивать свои головные украшения и идут досрочно на бойню, полновесные, но безгребневые. Тем не менее, по пятницам, после двух часов дня здесь можно ущучить этот редкостный деликатес. Если вы не знаете, что с гребешками делать и как их готовить, то и слава богу: не нужны нам, гребешкоедам, новые конкуренты.
Справа идут всякие хозяйственные магазинчики и палаточки. Шедевром в этом ряду был магазин под названием «Последний ужин»: здесь торговали средствами от тараканов и прочих непрошенных домашних животных.
По центру – павильон промышленных продовольственных товаров: колбасы и копчения, замороженное мясо, копченая и соленая рыба, морепродукты, чай-кофе-бакалея, безалкогольные напитки и прочая ерунда. За ним и чуть наискосок – еще один такой же.
По левому борту павильона – фруктовые ряды.
Сразу за павильоном, по центру начинается рыбный ряд во главе с флагманом ряда Русланом (живые раки и карпы, вобла). Рыбный развал, хотя и скромен по длине, но впечатляет – и разнообразием, и свежестью. Тут тебе и треска, и красная рыба, и судаки, и пеленгасы (кефаль), и бычки, и камбала, чего только нет: тушами, стейками, в нарезку, филеями, с головой, без головы, цельные, потрошеные, как твоей душеньке угодно. Завозится рыба, в основном, с Азовского моря, но не только.
По обе стороны от рыбного ряда и за ним – опять фрукты и овощи, а справа и слева, а также в тылах растительных рядов идут рыбные и мясные ларьки, торгующие мороженной, заводской продукцией.
Ими и заканчивается Преображенка, здесь – ворота к Преображенскому кладбищу и староверческой церкви, стройной и прекрасной.
Есть и еще один вход/выход на рынок: сразу за промышленно-продовольственным павильоном справа, между мясным павильоном и складами-холодильниками. Тут же еще один туалет, уже не круглосуточный.
Грузчики по преимуществу – азиаты, худые, поджарые, трезвые. Они вытеснили московских коренных битюгов-матершинников и пьяниц.
Преображенка редко бывает тиха: коммерция и коммуникация – слова однокоренные. Завсегдатаи – а они составляют заметное большинство покупателей – обходят своих продавцов, здороваются, беседуют, а не просто закупают. Эта степенность отношений делают Преображенку оплотом и очагом человечности в разливанном московском море хамства, суеты и хищничества. Да, здесь, как и положено в рыночной экономике, доминирует здоровая конкуренция среди продавцов, но еще явственней доминанта спроса, когда покупатель своими действиями активно влияет на цены и диктует требования на качество.
Несмотря на восьмидесятилетний возраст, Преображенка ничуть не стареет, все такая же бойкая и празднично нарядная.
