Андрей Ваганов

Что  такое популяризация науки — знают все; дать четкое, всех устраивающее, а, главное, «работающее» определение этого жанра, — не может никто. Для того, чтобы популяризация была именно научной, — а не мета-, псевдо-, лже-, квазинаучной, — приходится искать определения объекта исследования — что это такое «популяризация науки». То есть — искать определения научно-популярного жанра.

Но, как только мы принимаем, что популяризация науки — это не застывший слепок, а исторически определенный процесс, так сразу же обнаруживается вполне определенная закономерность, матрица в его динамике развития. Кратко эту историческую динамику нашего объекта, научно-популярного жанра, можно представить следующим образом.

* * *

Родившись во времена искреннего, первозданного, бескорыстного интереса к науке, научно-популярный жанр выступает в виде «народной науки» (Popular Science), но… без популяризации собственно науки. Американский историк экономики Джоэль Мокир рассматривает этот период научной революции XVII века «как период, когда возникла «открытая наука», знания о мире природы во всё большей степени становились общедоступными, а широкая пубика бесплатно знакомилась с научными достижениями и открытиями»[1].

Затем наступает период «промышленного просвещения» (этот социально-экономический феномен сумел идентифицировать и описать как раз Джоэль Мокир) — и научно-популярный жанр мутирует в то, что историк технической литературы А. Я. Черняк называл «пособия в помощь техническому любительству»[2]. В XVIII—XIX веках именно это не дало затухнуть экономическому развитию в странах Запада, как это не раз случалось прежде.

Вторая половина XIX века (особенно — последняя его треть) — середина XX века: во главу угла ставятся просветительская, образовательная и пропагандистская функции научно-популярного жанра. Рождается новый его вид — «занимательная наука».

В середине XX века появляется новый формат научно-популярного жанра. Я его называю — Popular Science 2.0, или «научпоп». В эпоху научпопа коммуницируют уже не столько по поводу науки, сколько по поводу того, что когда-то было научным знанием. То есть, по поводу популярной интерпретации знаний. И, по своей природе, «научпоп» — это часть развлекательного бизнеса (таблица 1).

Таблица 1

Длинные волны (циклы) популяризации науки

Своеобразие российских условий выразилось в том, что Россия «проскочила» период «народной науки», сразу включившись в гонку «промышленного просвещения». Вернее, оба эти этапа слились: «промышленное просвещение» стало одновременно, во многом, и «народной наукой». Это — принципиальная особенность развития популяризации науки в России. Это важно иметь в виду, хотя бы для того, чтобы адекватно определять объект в многочисленных сегодня дискуссиях о месте и роли научной популяризации в обществе.

В 1895 году выдающийся русский библиограф и книговед Н. А. Рубакин в своем социологическом исследовании «Этюды о русской читающей публике» отмечал: «Что касается до научно-популярных книг по естествознанию, то спрос на них <в России> вообще невелик, как потому, что мало существует таких книг, так и потому, что в курсе средних и низших учебных заведений эти науки заняли одно из последних мест, а то и исключены из курса». По данным рубакинского исследования, до 85% научно-популярных книг на русском языке в конце XIX века были переводными[3].

И все же начинавшийся промышленный рывок России неминуемо «потянул» за собой и развитие научной популяризации. Один из этапных моментов в этом процессе — появление первых русских научно-популярных издательских серий. Первая из них — «Научно-популярная библиотека», издававшаяся в Москве, появилась в 1885 году. Открывала серию книга Н. Н. Маракуева «Ньютон, его жизнь и труды»[4].

Обратим внимание, на каком социально-экономическом фоне проходит в России этот процесс развития научно-популярного жанра. Российская империя буквально содрогалась от тяжкой поступи промышленного прогресса: сейсмическая станция в Риге фиксировала двухбалльное землетрясение, когда в Петербурге, на Ижорском заводе, второй в Европе по мощности, после крупповского в Германии, пресс усилием в 10 тысяч тонн гнул броневые листы[5].

Такое мощное промышленное развитие просто не могло не вызвать, в соответствии с отмеченным нами выше методологическим правилом, развитие популяризации науки, которое проходило в конце XIX — начале XX веков.

* * *

В 1922 году в процентном соотношении научная, научно-популярная, учебная и справочная литература, изданная в РСФСР, составила 36% от всех изданных наименований[6]. То есть, больше трети издаваемой книжной продукции — научно-популярная или, если применить более общую библиографическую классификацию, — научно-техническая книга. И это как раз тот период, про который немецкий историк Гюстав Мекке в 1932 году говорил так: «В 1921 году, когда разразился голод, объем сельскохозяйственного производства <в России> составлял менее 60% довоенного <1914 год>, промышленное производство — всего 20%. Более того, металлургическая промышленность составляла 2% до­военного уровня»[7]. Все косы, использовавшиеся русскими крестьянами, поставлялись в Россию из Австрии.

Кому и зачем в этих условиях могла понадобиться научно-популярная литература? Ситуация выглядит сюрреалистически. Особенно, если принять во внимание еще и «плохую генетику» этого жанра в России, отмеченную Рубакиным. И, тем не менее, после 1917 года можно отметить начало сознательной генерации волны популяризации науки в России.

В этом смысле период 1917–1922 годов уникален и составляет, казалось бы, исключение из сформулированного выше принципа: развитие системы научной популяризации следует за промышленным развитием. Экономика страны находится в полной разрухе, и при этом — развертывание популяризации науки. Пожалуй, можно даже утверждать, что популяризация науки в этот период «вытянула» индустриализацию. По крайней мере — подготовила почву для нее. Научно-популярный жанр как бы авансировал это промышленное развитие. (Ситуация в чем-то схожа с современной российской. Разница только в том, что в начале 1920‑х был заявлен и представлен четкий план индустриализации. Сейчас даже само словосочетание «промышленная политика» исчезло из политического и общественного лексиконов).

20‑е годы ХХ века в РСФСР/СССР можно считать «золотым веком» научно-популярной периодики. В таблице 2 приведены примеры некоторых научно-популярных журналов этого времени и их жанровая самоидентификация.

Таблица 2

Жанровая самоидентификация русских периодических изданий в конце XIX — начале XX веков

По некоторым оценкам, в 1936 году в Советском Союзе издавалось около 500 технических журналов (включая различные «Труды…», «Бюллетени…» и прочие)[8].

Почти идеальная синхронизация мощного индустриального и научно-технического развития с ростом тиражей научно-популярной литературы — эта закономерность наблюдается в странах с совершенно разным политическим устройством. Совпадения между взрывным ростом интереса к научно-популярному жанру и уровнем промышленного и научно-технического развития в тех или иных странах настолько многочисленны и очевидны, что можно, пожалуй, говорить о некоей социальной закономерности.

Конечно, не менее интересен вопрос — а что (и когда) произойдет со следующими волнами научной популяризации? Это важно, хотя бы для того, чтобы адекватно определять объект в многочисленных сегодня дискуссиях о месте и роли научной популяризации в обществе и в школе. Говорить же о научной популяризации «вообще» — бессмысленно.

* * *

К середине 1980‑х годов каждая двадцатая книга в СССР — научно-популярная[9].

Накануне распада СССР, в 1990 году, было выпущено 2268 наименований научно-популярной литературы, тиражом 218,3 миллиона экземпляров[10]…

А в феврале 2013 года число затруднившихся назвать хотя бы одну фамилию отечественного ученого составило почти 80%. (Опрос ВЦИОМ. В опросе принимали участие 1600 человек, живущих в 138 населенных пунктах).

И такое снижение престижа нау­ки и ученых (хотя, строго говоря, это не одно и то же) произошло за исторически кратчайшее время. В чем причина? Типичный ответ таков: «Вспомним — тираж журнала «Наука и жизнь» в старые добрые времена превышал 3 миллиона, журнала «Знание — сила» — 700 тысяч. А сейчас последний журнал счастлив, выйдя на тираж в 4 с небольшим тысячи»[11]. Это очень характерное высказывание, когда речь заходит на такую тему, как состояние популяризации науки в РФ.

И все-таки, не следует преувеличивать (и тем более демонизировать) роль СМИ в формировании позитивного (или негативного) имиджа и престижа науки в общественном сознании. Да, тиражи были миллионные. Однако, научно-популярная литература (ее тиражи, в частности) — всего лишь своеобразный индикатор «температуры» общества по отношению к научно-технологической сфере. В терминах принятой нами динамической структуры научно-популярного жанра, можно отметить, что Георгий Малинецкий говорит, фактически, о предыдущих воплощениях научно-популярного жанра — «народной науке» (Popular Science), литературе эпохи «промышленного просвещения», «занимательной науке». Но дело в том, что как раз после Второй мировой войны, сначала очень скромно, а к 1980–1990‑м годам абсолютно отчетливо, научно-популярный жанр начал благополучно превращаться в следующую свою историческую ипостась — «научпоп» (Popular Science 2.0). Мы же, сталкиваясь уже с совершенно новым социально-культурным явлением, — Popular Science 2.0, — по привычке продолжаем прикладывать к нему критерии и признаки предыдущих этапов развития жанра.

Сегодня публика сталкивается с научным знанием в ненаучной среде. (Собственно говоря, это явление позволяет говорить, что Popular Science 2.0 в начале XXI столетия — это повторение на новом витке технологического развития общества ситуации Popular Science в XVII— XVIII веках). Если присмотреться, то можно заметить и еще более тонкий нюанс: нарастание интереса к научпопу (Popular Science 2.0) как таковому, но не к науке. Она, Popular Science 2.0, создала симулякр «научного» знания (точную копию несуществующего оригинала), по поводу которого и происходит коммуникация в современном обществе. Так, в 2011 году социологи отметили, что степень интереса к исследованиям космоса в России за 25 лет упала со 100% (исходный уровень) до 13%. «И вот что интересно. Поколение «Звездных войн», выросшее на компьютерных космических стрелялках и фантастических блокбастерах, совершенно равнодушно к настоящим исследованиям космоса. Обитатели виртуального мира перестают интересоваться миром реальным. И это не интересно — это страшно», — комментирует эти данные Л. Викторова[12].

Здесь — тенденция. Если верно, что именно наука создала общество таким, каким мы его сегодня знаем, то также верно и обратное утверждение: общество, существующее сегодня, изменило науку до неузнаваемости по сравнению с классическими образцами, про которые нам рассказывали в школе.

«Сегодня мы имеем дело с неким фундаментальным расколом, — замечает словенский культуролог и философ Славой Жижек. — С одной стороны, есть объективированный язык экспертов и ученых, который уже не может быть переведен на обыденный язык, понятный каждому, но присутствует в обыденном языке в форме формул-фетишей, которых никто в действительности не понимает, но которые формируют наши миры художественного и массового воображения («черная дыра», «Большой взрыв», «квантовые колебания» и т. д.)… Коротко говоря, разрыв между научным постижением и здравым смыслом непреодолим, и именно этот разрыв возвышает ученых до героев массового культа в качестве «людей, которые должны знать» (феномен Стивена Хокинга)»[13].

Ученые, волей-неволей, становятся вовлеченными в этот развлекательный бизнес — изобретение красивых метафор. А заодно пытаются убедить общество в своей полезности. «Научпоп» появляется, как будто специально, для решения этой задачи.

Интересно, что даже на риторическом уровне возникло симметричное понятию «научпоп» понятие — «попнаука». Происходит медиализация науки. В научпопе вновь, как и в Popular Science XVII–XVIII веков, исчезает посредник между научным знанием и публикой. Очень условно, возникшую сегодня ситуацию можно было бы определить так: научное знание + научпоп = попнаука. «Ученые оказываются перед необходимостью позиционировать себя относительно транслируемых масс-медиа характеристик в работе и в плане профессиональной идентичности. Научные институты и ученые все в большей степени ориентируются на общественность и внимание масс-медиа, чем на истину»[14].

Так они и существуют, в симбиозе: научпоп и попнаука. История жанра совершила полный виток: начавшись с феномена «народной науки» (Popular Science), она опять вернулась к выбросу научного, по своему происхождению, знания в ненаучную среду — Popular Science 2.0. Но, если цель научной популяризации предыдущих эпох — заставить искать знания, то цель Popular Science 2.0 — заставить коммуницировать. Коммуницировать по поводу любого знания, — лишь бы было наглядно и весело.

Андрей Геннадиевич Ваганов, научный сотрудник Института истории естествознания и тех­ники им. С. И. Вавилова РАН, ответственный редактор приложения «НГ-наука» «Независимой газеты» (Москва).

[1] Мокир, Джоэль. Дары Афины. Историчес­кие истоки экономики знаний / пер. с англ. — М.: Изд. Института Гайдара, 2012. С. 56.

[2] Черняк А. Я. История технической книги. — М.: Книга, 1981. С. 23.

[3] Рубакин Н. А. Избранное. В 2-х т. Т.1. — М.: Книга, 1975. С. 82–84.

[4] Маракуев Н. Ньютон, его жизнь и труды. — М.: Типо-Литография И. Н. Кушнерева и Ко, 1885, 92 с. + Галилей, его жизнь и ученые труды. — М., 1885, 176 с., конволют. — Серия «Научно-Популярная Библиотека».

[5] Лапин В. В. Петербург. Запахи и звуки. — СПб.: Европейский Дом, 2007. С. 139.

[6] Печать в РСФСР в 1922 г. s.l. — Госиздат. С. 34.

[7] Мекке, Гюстав. По поводу пятилетнего плана // Анналы экономической и социальной истории. Избранное. — М.: Территория будущего, 2007. С. 123.

[8] Клевенский М. Техническая книга в 1936 г. // Техническая книга. — 1937. — № 1, январь. С. 24.

[9] Слово о науке: Афоризмы. Изречения. Литературные цитаты. Кн. вторая / Сост. Е. С. Лихтенштейн. — 2‑е изд., исправленное и дополненное. — М.: Знание, 1986. — 288 с.

[10] Есенькин Б. С., Майсурадзе Ю. Ф. Книж­ный рынок России: 1990–2000 годы. Дина­мика, экономика, организация. — М.: МГУП, 2001. — 191 с.

[11] Малинецкий Г. Г. Вдоль или поперек? http://www.reflexion.ru/Library/Malinetsky.doc

[12] Г. Викторова, Л. Интерес к науке: дайте микроскоп! // Химия и жизнь — XXI век. — 2012. — №5. С. 18.

[13] Славой Жижек. http://txt.rushkolnik.ru/docs/index-119371.html?page=27

[14] Popular science: к социологическому пониманию пограничных состояний научного знания. http://soc.hse.ru/profscience/news/
63761297.html