Если музей — окно в эпоху, то музей-усадьба в подмосковном Муранове в этом смысле особенный. Он — сразу несколько окон в несколько эпох.

Все они приходятся на большой русский XIX век и первые полтора докатастрофических десятилетия века XX-го. Здешняя память охватывает жизни представителей нескольких поколений четырех дворянских родов: Энгельгардтов, Боратынских, Путят, Тютчевых. И двух поэтов-философов: Федора Ивановича Тютчева и Евгения Абрамовича Боратынского.

Десятилетия спустя после того, как усадебная жизнь в России была прекращена, а главный усадебный дом в Муранове стал музеем, здесь еще сохранялась атмосфера, утраченная почти повсюду. «Там в жизни звучит то, что мы можем услышать только со сцены во МХАТе. Там так зовут обедать, так обращаются к тебе…» Это слова архитектора Бориса Алексеевича Огнева, проводившего после войны обмеры мебели в Муранове.

Об атмосфере этого места, о его людях, об усадебной и музейной эпохах его истории, о неразрывности биографического и поэтического со Светланой Долгополовой, ведущим научным сотрудником музея, говорит наш корреспондент О. Гертман.

— Светлана Андреевна, расскажите, пожалуйста, об истории дома до того, как он стал музеем. Как получилось, что он связан с памятью сразу двух важнейших русских поэтов?

— В1816 году эта небольшая подмос­ковная усадьба была приобретена на имя Екатерины Петровны Эн­гель­гардт, жены отставного генерал-майора Льва Николаевича Энгель­гардта, ставшего известным благодаря своим «Запискам» о временах Ека­те­рины II, Павла I, Александра I.

В 1826 году старшая дочь владельцев Анастасия Львовна вышла замуж за Евгения Абрамовича Боратынского. В 1842 году поэт построил в Муранове по собственным архитектурным планам новый двухэтажный дом, дошедший до наших дней с небольшими доделками.

Перезимовав в новом доме, Бора­тынские осенью 1843 года отправились в заграничное путешествие, во время которого Евгений Абрамович скоропостижно скончался в Неаполе 29 июня 1844 года.

В 1850 году произошел раздел имущества между вдовой поэта и ее младшей сестрой Софьей Львовной, которая с 1837 года была замужем за литератором Николаем Васильевичем Путятой, другом Е. А. Боратынского. Мураново отошло к Путятам. В 1869 году их дочь Ольга Николаевна стала женой Ивана Федоровича Тютчева, младшего сына поэта.

Согласно семейному преда­нию, Тют­чев побывал в Му­ра­но­ве, но документальных подтверждений этому пока не найдено. Жизнь Федора Ива­но­ви­ча была связана с родовым имением Овстуг (Брянский уезд Ор­лов­­ской губернии), с Москвой, с европейскими столицами Мюнхеном и Ту­ри­ном и в течение трех последних десятилетий — с Санкт-Петербургом. В Му­ранове после смерти поэта стали собирать его мемориальное наследие и архив. Вместе с сыном Иваном Федоровичем об этом заботилась Эр­не­стина Федоровна Тютчева, вторая жена поэта. Она пережила мужа на 21 год и, начиная с 1879 года, каждое лето проводила в Муранове. Здесь для нее сыном был построен флигель.

— Значит, экспозиция, в которой так много меморий Тютчева, находится в доме, построенном Боратынским?

— Да, именно так.

Принято считать, что Боратынский в 1842 году разобрал старый дом Эн­гель­гардта и построил новый совсем рядом. Я же придерживаюсь той точки зрения, что Евгений Абрамович оставил деревянную одноэтажную часть дома Энгельгардта, которая теперь называется «пристройкой». Он добавил к ней двухэтажный основной объем и башню, обложенные кирпичом, создав чрезвычайно своеобразный архитектурный ансамбль.

Боратынские предполагали остаться в Муранове надолго, пока не вырастут дети, которым надо было дать хорошее образование. В семье Боратынских их родилось девять, но двое умерли во младенчестве. Когда дом еще строился, семейство проводило зиму в нанятом тесном доме в Артемове. Но даже там у них было пять приглашенных учителей; по словам Боратынского, дом напоминал «маленький университет».

Всю жизнь Евгений Абрамович стремился увидеть Европу. Характерна его записочка к другу князю П. А. Вя­зем­скому: прощаясь с ним в 1843 году в Петербурге, Боратын­ский написал, что отправляется «в европейское пилигримство».

Парижская зима русского поэта была продолжительной и насыщенной впечатлениями. Евгений Абрамович, один из представителей литературной Москвы, помещик, обремененный на родине многочисленными хозяйственными заботами, в Париже оказывается в самом избранном обществе литераторов, ученых и политических деятелей. Во всех салонах он был принят как равный.

В апреле 1844 года Боратынские из Марселя отправились в Италию. Перед отплытием поэт писал матери в тамбовскую губернию: «…жизнь в чужих краях тем особенно прекрасна, что начинаешь больше любить свое отечество. <…> Я вернусь в свое отечество исцеленным от многих предубеждений и полным снисходительности к некоторым действительным недостаткам, которые у нас есть и которые мы с удовольствием преувеличиваем».

Евгений Абрамович любил Италию с детства благодаря рассказам своего воспитателя-итальянца Джьячинто Боргезе. После скоропостижной смерти поэта кипарисовый гроб с его телом целый год оставался в крипте одного из неаполитанских храмов, потом был перевезен на родину морем и предан земле на кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге.

У вдовы Анастасии Львовны Бора­тынской и ее сестры Софьи Львовны Путяты был больной брат Петр Льво­вич, которого еще в молодые годы пришлось поместить в клинику. По отцовскому завещанию ему принадлежало Мураново. После смерти Петра Львовича в 1848 году наследницами имения стали сестры. В 1850 году по разделу имущества между ними Анастасия Львовна получила казанские имения Энгельгардтов (поэтому дальнейшая жизнь Боратынских связана с Казанью). Мураново перешло к Путятам. Для них оно всегда было овеяно памятью о поэте, оставалось его «милой страной».

— Энгельгардты, Боратынские, Пу­тяты… Теперь черед Тютчевых?

— Все мурановские семьи были полны любви. Эрнестина Федоровна писала своему брату, что ее невестка Ольга Николаевна «способна на всякого рода оттенки любви: она такая же превосходная дочь, как преданная мать и жена». Дети мурановских Тютчевых — Софья, Федор, Николай и Екатерина — выросли, разделяя интересы родителей. В их молодости начали формироваться интерьеры мурановского дома, ставшие впоследствии музейными экспозициями. Ненужные вещи Путяты отсылали в усадьбу Скуратово Тульской губернии. В Муранове хранили только то, что памятно и необходимо. Вдова Боратынского увезла многие вещи, но остался письменный стол и книжные шкафы, сделанные по чертежам поэта. Остались портреты Энгельгардтов и их родственников, перешедшие еще из старого дома. Библиотека Боратынских была взята в Казань.

В 1873 году на даче в Царском Селе скончался Федор Иванович Тютчев. Его вещи оставили там на складе. Зимой 1874‑го года обстановку кабинета Тютчева из Петербурга перевезли в Мураново, в 1875 году сюда же доставили обстановку спальни из Царско­го Села.

В 1877 году умер Николай Василь­евич Путята. Спустя время кабинет, в котором он работал, стал, как говорили в семье, «кабинетом двух поэтов»: рядом с вещами Боратынского здесь разместили предметы из петербургского кабинета Тютчева. Иван Федорович, мировой судья Дими­тровского уезда, работал за столом отца-поэта и пользовался его письменным прибором. А рядом стоял стол другого поэта — Боратынского.

У Тютчева было три дочери от первого брака — Анна, Дарья, Екатерина. Их мать Элеонора умерла после катастрофы на пароходе «Николай I». Она с детьми возвращалась в 1838 году из Петербурга в Германию, и пароход сгорел вблизи немецких берегов.

Все три сестры были фрейлинами императрицы Марии Александровны. Старшая из них, Анна Федоровна, будучи уже немолодой, вышла замуж за Ивана Сергеевича Аксакова. После смерти мужа в 1886 году она передала в Мураново обстановку его московского кабинета.

От второго брака с Эрнестиной Федо­ровной у поэта тоже было трое детей: дочь Мария и два сына — Дмитрий и Иван.

Мария Федоровна была замужем за героем Севастопольской обороны Ни­колаем Алексеевичем Бирилевым, ставшим позднее контр-адмиралом. По­следствия контузии привели его к тяжелому душевному заболеванию. Ге­роически ухаживая за мужем, Мария Фе­до­ровна скончалась в 32 года. Их дочь Маруся умерла от дифтерита в полуторагодовалом возрасте.

Жизнь Дмитрия Федоровича, страдавшего болезнью сердца, была недолгой — 29 лет. Его единственная дочь Ольга, которую видел дед-поэт, умерла в 1942 году от голода в Астрахани, куда была выслана из Ленинграда в 1935‑м.

Дети Ивана Федоровича Тютчева оказались наследниками всех своих родных. Так, сестра поэта, Дарья Ива­нов­­на Сушкова, бывшая замужем за литератором Николаем Васильевичем Суш­ковым, собственный детей не имела. Она оставила свое наследие племяннице Екатерине, которую в семью называли Китти, жившей в Мос­кве в ее семье. Китти завещала все это сестре Дарье, а она, в свою очередь, — Ивану Федоровичу. В 1907 году в Мураново перевезли многочисленные вещи из усадебного дома села Варварина Юрьев-Польского уезда Владимирской губернии. Вещей было так много, что они не умещались в мурановском доме.

Некоторые пришлось продать. С этим связана трогательная история. Коллекционер Ирина Евсеевна Ко­вар­ская завещала Мурановскому музею два кресла и две банкетки из варваринского гарнитура. Еще до революции ее мать приобрела их у Н. И. Тютчева и просила дочь, если у нее не будет наследников, вернуть родовые мемории в Мураново.

— Кто же оставался в доме перед революцией?

— Перед революцией в Муранове жила Ольга Николаевна Тютчева, вдова Ивана Федоровича, умершего в 1909 году, с четырьмя детьми: Федором, Ни­ко­лаем, Софьей и Ека­те­риной.

Собственную семью имела только Ека­терина Ивановна. В 1910 году она вышла замуж за Василия Ев­гень­евича Пигарёва. Правнуки Тют­че­ва — Кирилл, Ольга и Николай Пигарёвы — выросли в Муранове.

Софья Ивановна с 1907 года по 1912‑й была воспитательницей дочерей императора Николая II — Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии. Она получила отставку, поскольку была против влияния Распутина. После революции это сыграло некоторую роль в ее жизни. Будучи при дворе, она просила за разных проштрафившихся гимназистов. Один из них, Ляпунов, оказался впоследствии крупным большевиком и после революции выхлопотал ей пенсию как жертве царского произвола.

Федор Иванович был камер-юнкером; Николай Иванович — церемониймейстером двора его императорского величества; Екатерина Ива­новна — фрейлиной, Василий Евгень­е­вич Пигарёв — секретарем великой княгини Елизаветы Федоровны. Казалось бы, они должны были стать первыми, кто подлежал уничтожению.

— Но как они уцелели? Что стало с домом и его обитателями после революции?

— После революции нужно было прежде всего получить охранную грамоту, чтобы усадьбу не сожгли и не разграбили. Поскольку в Муранове давно сложился своего рода симбиоз дворянско-крестьянского быта, таких попыток местные крестьяне не предпринимали. Лишь один раз, как рассказывали правнуки поэта, Ни­ко­лай Иванович увидел из окна флигеля, что к дому идет угрюмая толпа. Он вышел на балкон и сказал: «Вспомните, сколько здесь крестников Тютчевых! Вспомните, скольким помогли Тютчевы! Чего же вы хотите сейчас?» И погромщики разошлись.

14 сентября 1918 года Отдел по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса постановил выдать охранную грамоту на усадьбу. Это типичный документ тех лет — несколько слов, напечатанных на машинке, на желтой бумаге. Но он был необходим для того, чтобы усадьбу не тронули.

В течение всего 1919 года власти колебались: не устроить ли в усадебном доме что-нибудь стоящее — школу, больницу? Вероятно, спасло то обстоятельство, что в небольшом доме невозможно было как следует развернуться. В декабре 1919 года приняли решение об открытии в Муранове музея.

Создавать музей в 1920 году стал Ни­колай Иванович Тютчев, родившийся в этом доме в 1876‑м. К решению этой задачи внук поэта был подготовлен всей своей жизнью: он был известным коллекционером уже в конце XIX века. Его собрание включало фарфор, мебель, бронзу, графику и живопись, в основном портретную, XVIII—XIX веков. После революции он участвовал в движении по сохранению усадебной культуры; был членом Общества изучения русской усадьбы, возникшего в 1922 году.

В 1924 году, назначенный пожизненным хранителем музея, Николай Ива­нович занял в главном доме две комнаты второго этажа пристройки (до революции там размещалась прислуга). Тогда же его сестрам, Софье Ивановне Тютчевой и Екатерине Ивановне Пи­га­рёвой с детьми, было разрешено жить во флигеле. Их потомки сохранили связь с этим домом и поныне часто бывают там.

— Как Николай Иванович создавал музей?

— В мурановском усадебном доме он должен был разместить наследие Тютчевых и нескольких родственных им семей — все накопившиеся за столетия художественные, исторические, мемориальные ценности. Эта задача совпадала с требованиями эпохи: предъявить пролетариату как можно больше художественных и исторических раритетов. Поэтому допускалось, например, в столовой на столе-сороконожке, который раздвигается во всю длину комнаты, выставить множество подсвечников — почти всю коллекцию сразу. Надо было показывать, что в усадьбе хранится много всего замечательного, поэтому музей имеет право на существование. Это была одна из первых задач, которую решил Николай Иванович.

Окончание следует